Онлайн-мир является одним из самых распространенных общественных «мест», где современная молодежь проводит значительную часть своего времени. Платформы социальных сетей, такие как ВКонтакте, Facebook, Twitter и Instagram, TikTok, LikeIt, используются большинством молодых людей. Они входят в социальные сети по крайней мере один раз в день и поддерживают более одной платформы социальных сетей (Lenhart et al., 2015).

Социальные медиа предоставляют молодежи возможности оставаться на связи с друзьями, создавать и развивать свое виртуальное-Я, искать информацию о сверстниках. Исследования показывают, что взаимодействие сверстников в интернете может быть столь же важным в отношении их самоуважения и дружбы, как и в случае офлайн (Valkenburg, Peter, 2011).

Социальные медиа стали нормативной частью процесса формирования и поддержания дружбы (Chou, Edge, 2012). Из-за популярности социальных сетей среди молодежи и их легкой доступности в любое время с помощью мобильных устройств они оказались вплетены в ткань жизни и отношений молодых людей. Вместе с тем, эти технологии предоставляют им как новые возможности, так и являются источником проблем, таких как негативные отношения, проблемные социальные ситуации и буллинг (National Academies of Sciences, Engineering, 2016).

Буллинг – преднамеренное и систематически повторяющееся агрессивное поведение, включающее неравенство власти или силы (Olweus, 1993).

«Кибербуллинг – использование информационных и коммуникационных технологий, таких как текстовые сообщения электронной почты, сотового телефона, обмен мгновенными сообщениями и т.п. для дискредитации личных веб-сайтов и сайтов онлайн-опроса, и поддержание преднамеренного, повторяющегося и враждебного поведения человека или группы, чьи цели заключаются в нанесении вреда другим» (Belsey, 2005).

Исследователи Национального центра исследований киберпреследования при Университете Бэдфордшира (Великобритания) классифицировали основные стратегии совладания с киберагрессией по направленности действий или ответов объекта агрессии.

Они выделили следующие стратегии:

1. Движение внутрь – это ответ, который соответствует стратегии избегания. Эту стратегию часто используют лица, пытающиеся минимизировать или отрицать серьезность преследования, или даже вообще сам факт того, что это происходит. Авторы отмечают, что такие действия могут помочь в управлении краткосрочным стрессом, но не способны остановить самого киберпреследователя. Кроме того, этот вид совладания может включать употребление алкоголя или наркотиков с целью справиться с негативными эмоциями, что, в свою очередь, отрицательно сказывается на здоровье и благополучии жертвы.
2. Удаление – этот ответ подразумевает, что жертва отделяется или пытается оказаться вне зоны досягаемости преследователя. Это действия объекта киберпреследования, направленные на ограничение доступа на личную страницу, применение специальных мер безопасности, таких как изменение электронного почтового адреса, избегание определенных социальных сайтов (пабликов), необходимость соблюдать сверхбдительность. В рамках данной стратегии жертвам киберпреследования рекомендуется один раз дать понять преследователю, что они не хотят контактировать с ним в дальнейшем и как только это будет сделано, никакого дальнейшего участия не должно быть. Эта стратегия поведения делает жертву менее доступной для преследователя и требует больших усилий со стороны последнего, чтобы найти ее вновь. Уменьшение возможностей для взаимодействия означает, что преследование становится для преследователя менее стоящим и привлекательным.
3. Движение с – этот ответ включает попытки жертвы отвечать, вести переговоры с преследователем или даже вступать с ним в конфронтацию. Однако эксперты выступают категорически против этого вида действий, так как любой вид взаимодействия может быть психологически приятен для преследователя, который может рассматривать любой вид контакта как позитивный. И если он, например, ищет романтических отношений с жертвой, то может проинтерпретировать ее ответ как обнадеживающий показатель.
4. Движение против– этот ответ также предполагает контакт жертвы и преследователя. Но в этом случае участвуют жертва, преследователь и третья сторона, угрожающая преследователю. Эти действия также не рекомендуется по выше изложенным причинам, так как дают возможность для взаимодействия с преследователем и показывают ему степень его влияния на жизнь жертвы.
5. Движение наружу – этот ответ включает активный поиск поддержки из внешних формальных и неформальных источников: полиции, семьи, друзей и т.п. Жертвы буллинга часто изолируют себя от других и не ищут помощи. Однако социальная поддержка является важнейшим ресурсом совладания со стрессом. Эта стратегия наиболее часто рекомендуется экспертами в области буллинга.

Лица, подвергшиеся кибертравле, сообщали о более высоких уровнях депрессии и суицидальных мыслей, демонстрировали рост эмоционального стресса, внешней враждебности и преступности по сравнению со сверстниками, над которыми не издевались (Patchin, 2006; Ybarra et al.2006).

В исследованиях было обнаружено, что как жертвы, так и преследователи часто депрессию, тревожность, имеют низкую самооценку и более низкий общий уровень умственного и физического развития, чем те, кто не участвует в издевательствах (Hodges, Perry, 1996; Haynie et al., 2001; Juvonen, Graham, 2001; Kochenderfer-Ladd, Wardrop, 2001; Rigby, 2001).

Травмы, которые получили жертвы кибербуллинга в детстве и подростковом периоде, оказывают сильное влияние на их качество жизни и самочувствие во взрослом возрасте: они испытывают недоверие к другим и им труднее устанавливать отношения с новыми людьми, они испытывают социальную тревогу (Shariff, 2008; DeLara, 2016), а следовательно, они будут испытывать проблемы при вхождении, например, в профессиональную среду, в коллектив на работе, с установлением профессиональных и деловых контактов и т.п. Все это еще раз показывает острую необходимость проведения профилактических воспитательных мероприятий среди детей и подростков.

Список литературы:

Постылякова Ю.В. Экологический и ресурсный подходы в изучении сетевой агрессии среди молодежи // Институт психологии Российской академии наук. Организационная психология и психология труда. 2018. Т. 3. № 4. С. 193-211.